Лютфи Бекирову 92 года. В его памяти хорошо отпечатался день депортации. И солдаты, которые квартировали у крымских татар, пили с ними чай, смеялись, а в ночь на 18 мая просто выселили их из домов. Помнит Лютфи Бекиров и то, как зарождалось национальное движение крымских татар. Ведь он был не просто свидетелем, а и участником этих процессов.



— Меня зовут Лютфи. Я иду по по имени отца — Бекиров Лютфи.

— Какой вы национальности?

— Крымский татарин по-национальности.

— В каком году и где вы родились?

— Я родился в 1928 году, но записан был 1929 годом. В период немецкой оккупации папа, уничтожив документы, уменьшил наш возраст.

— Где вы родились?

— В селе Эски-Юрт. Это в нижней части Бахчисарая. Эски-Юрт и Бахчисарай разделены железной дорогой.

— На момент депортации сколько человек был в вашей семье?

— На момент депортации, когда нас высылали, нас было 5 человек в семье, потом еще 2 человека — мама моей мамы, и у нее был один сын. Нас было 7 человек.

— Откуда вас депортировали? По какому адресу вы жили?

— Где проходила ссылка? Нас депортировали в Узбекистан, в Ташкентскую область.

— Откуда? Откуда?

— Поезд остановился в городе Бекабад. В городе Бегабад на тракторах Фордзон нас отвезли в колхоз Дальверзин.

— Где вы учились? В каком классе? Работали ли вы на момент депортации?

— В ссылке мы не учились. Мне было 14 лет, когда нас депортировали. Нас отправили в колхоз, все работали на хлопковых полях. А нас, подростков 14-15 лет, отправили в гараж ремонтировать тракторы.

— Как вам 18 мая объявили о депортации? Где вы были в этот момент?

— В нашем доме жили солдаты, депортировавшие нас. 3-4 человека. Я помню, в последнюю ночь, вечером мы поставили во дворе маленькие низкие столики, и сели все вместе там пить чай. Эти солдаты тоже сидели вместе с нами и пили чай. Поговорили, посмеялись. В эту же ночь наших солдат отправили в другие дома высылать народ, а в наш дом пришли другие солдаты, которые также жили в нашем селе.

— Они вам что-то зачитывали? Какую-то бумагу?

— Солдаты ночью пришли, постучали в дверь и вошли в дом. После того, как переступили порог, ничего не зачитывали, сказали: «Согласно приказу Сталина вы подвергаетесь выселению, вы помогали немцам. За то, что вы перешли на сторону немцев, мы погрузим в вас вагоны и увезем. Вам 15 минут на сборы. Возьмите что-нибудь из продуктов».

— Сколько вам дали времени, чтобы собрать вещи?

— 15 минут дали.

— Вы помните, что вы успели взять?

— Мы сказали, что наши продукты закопаны в земле и что нам нужно их вытащить. Спросили, не против ли они? Они согласились. Мы пошли в сарай, там в земле у нас был прикопан бараний жир, его достали, взяли еще полмешка кукурузы, что-то еще взяли. Немного опоздали. В наше село, во двор приехала машина, но наши вещи погрузить уже места не было. Ее наполнили другие семьи. И мы, закинув все продукты на спину, довезли их до станции. Станция была у нас в селе. Нас прямо на станцию привезли. Станция — это наше село. Привезли туда. Начали грузить. В одном месте не собирали.

— Сколько там было людей?

— В нашем вагоне был 71 человек.

— На вокзале, на вокзале.

— На вокзале? На вокзале много народу было. Там заполняли все вагоны. Привозили на машинах и заполняли вагоны. Потом машины снова уезжали и снова привозили людей. Нас погрузили в вагон, закрыли дверь. 2-3 часа держали там взаперти.

— Вы помните название станции?

— Станция Бахчисарай.

— Кто из вашей семьи был депортирован? Назовите имена ваших родителей?

— Папа — Алиев Бекир, Сын Алибай Бекира. Мама — Осман Урие. Она была дочерью богатого бахчисарайца. Он еще был лишен прав. Меня зовут Лютфи Бекиров, имя младшего брата Зодий Бекиров, младшая сестра — Хатидже Бекирова.

— Люди умирали в дороге?

— В пути мы видели, как умерших оставили в Казахстане. Мы не знали, кто это был, но было понятно, что они из числа нашего народа. Мы видели, как их оставили. В пути, на станциях, где поезд задерживался дольше, помню как заваривали чай. Помню, как лежали в вагонах. Потом сидели… было очень тесно. Мы лежали, как рыба, очень тесно прижавшись друг к другу. Девочки, мальчики, родители — все в одном месте в вагоне лежали. И не знали, что такое вода.

— А туалет?

— Такого ничего не было. Сделали дырку в вагоне. Там поставили одно ведро, и туда все ходили. В углу повесили занавеску, в углу вагона. А каким образом сделали отверстие в вагоне, не знаю. У кого-то был лом, или что было, или там отверстие уже было? Кажется, было отверстие.

— Попадал ли в вагон воздух?

— Было очень тяжело дышать. Поначалу окна не открывали. Поезд тронулся спустя 3-4 часа, и пока мы не добрались до Мелитополя, окна были закрыты. А когда добрались до Мелитополя, их открыли. Потом мы продолжали путь с открытыми окнами. Тех, кому было совсем плохо, поднимали к окнам, чтобы они могли подышать. Вот так поднимали, чтобы те, кому было плохо, могли набрать воздуха, надышаться.

— Вас чем-то кормили?

— Кормили?… Если кто-то успел взять хлеб или что-то еще, мы это делили между собой. Но он закончился в дороге. Потом через 3-4 дня начали давать еду. Но все были голодные. Через 3-4 дня что-то дали нам. Что дали? На станции дали горячую кашу. Давали.

— Кто делал эту кашу?

— На станциях были такие места, где готовили кушать. Наверное, их оборудовали, чтобы кормить голодных, солдат. Во время войны были такие пункты.

— Поезд на станциях долго стоял?

— На станциях, кажется, я не видел таких заполненных вагонов. Почему не видел, потому что все вагоны, все поезда были мобилизованы. Ничего на месте не стояло. Каждое колесо крутится. Мы были 12 дней в пути, пока не приехали в Бекабад. В ссылку мы попали на станцию Бекабад. Хилькова станция была. Русское название — Хилькова.

— Как вас встретили в местах ссылки?

— Совхоз Дальверзин считался в Узбекистане одним из самых неблагополучных мест. Это отдаленный и заброшенный район, хлопковые поля. Там был построен новый канал в какой-то период. Из Сырдарьи Дальверзинский канал. Вдоль канала

— совхозы. В 1930 году заключенные, кулаки, политические заключенные, невинные люди тоже — всех их там собрали, заставили работать. И нас заселили в построенные для них бараки. Когда нас привезли, их уже там не было, все умерли.

— Вы оставались в этих бараках?

— Да, в этих бараках были такие высокие тапчаны, как диваны. Эти тапчаны были сделаны из глины.

— Местные власти и другие жители как вас встретили?

— В совхозе жили те, кого оставили сажать хлопок, среди них были как больные узбеки, так и здоровые. Оставили специалистов по сельскому хозяйству. Они сажали хлопок. Рабочих там не было. Когда мы туда попали, там никого не было. Когда поезд прибыл, отобрали из нас 570 человек. На второй день нас всех отвели в баню. Давали ли нам поесть или нет? Кто давал, что мы ели, я не знаю. На третий день нас вывезли на хлопковое поле. Нас, подростков, забрали в гаражи для тракторов. 4 мальчиков. Там мы ремонтировали тракторы.

— Сколько месяцев вы там жили?

— Мы пробыли там 6 месяцев. В ноябре-декабре сбежали в Бекабад. Папа начал ходить с палкой. Он говорил, что не может ходить. Потом доктора направили его в Бекабад, сказали, чтобы он поехал в Бекабад, что доктора там его вылечат. Дали ему справку, и он нас вывез из Бекабада. Но и в Бекабаде жить особо негде было. Наш народ жил в бараках, в землянках в цемгородке, недалеко от цементного завода и железной дороги. Их всех туда привезли и там поселили. Когда мы перебрались в Бекабад, жить там негде было. Был летний молодежный кинотеатр. Открытый. И там были гримерные для артистов. Нам выделили эти комнатки. В этих комнатках кинотеатра мы и жили.

— Когда вернулись в Крым? Когда началось национальное движение в 1964 году, народ начал понемногу подниматься. Мне тоже посчастливилось принять участие в национальном движении, это была очень активная, большая борьба. Народ уже устал от этого бесправия. Наш народ уже не знал, к кому обращаться, что говорить, другие народы возвращают, а нас не возвращают. И тогда мы поднялись.

— Куда вы приехали в Крым?

— 12 июня 1968 года наш поезд приехал и остановился здесь, Красногвардейский район, на станции нашего района. Там в колхозе нас встретили и привезли в село Некрасово.

— О чем вы мечтали до депортации?

— Когда были детьми, какие мечты… мы мечтали наесться хлеба. 1938-39 годах мы видели только черный хлеб. Сотни людей стояли в очереди в Бахчисарае или в нашем сельском магазине. Наша мечта была наесться хлеба. Вторая мечта, это было мое желание. В наше село, в наш колхоз пригнали машину ГАЗ. Эту машину… конечно, их наверняка обучили, была у нас семья водителей. Эту машину дали этой семье Сетмер агъа и его младшему брату Ибраиму. Мы когда видели эту машину, смотрели на нее с такой тоской, не только я, все дети. Мечтали сесть за руль этой машины, быть водителями. Им даже дали перчатки. Они в этих перчатках водили эту машину.

— Кем вы хотели стать?

— Хотел быть шофёром.

— Чем для вас был Крым?

— Даже когда мы попали в Узбекистан, даже в те тяжелые дни говорили: «Сталин ошибся, он не собирался нас выселять, нас другие выселили». Даже такие разговоры были среди крымских татар, что нас вернут в Крым. Что старики, что мы — дети — никто в политике особо не разбирался. И когда мы попали в ссылку, пытались спастись от голода… Всё, чего мы хотели, — спастись от голода. Мы не могли открыть глаз, наши желудки не насыщались. Единственная наша надежда, наше желание было вернуться на Родину.